Топорков, В. «Из памяти не вычеркнешь»… [Текст]: [воспоминания о Батайске в годы ВОв] / Владимир Топорков // Мой Батайск. – 2007. - № 2. – С. 30-33.

 

 

Владимир Петрович Топорков родился в 1932 году. Когда началась война и немецкие войска оккупировали Батайск, Володе исполнилось 10 лет С тех пор минуло не одно десятилетие, но память цепко хранит о мель­чайших подробностях события тех дней. И до сего дня Владимир Топор­ков удивляется, как смогли все они тогда выжить? Разглядывая лица своих предков на старых фотографиях, Владимир убеждается, что батайские корни - это огромная жизненная сила и что сегодня впору гово­рить о батайском менталитете как о сообществе особых людей, кото­рым по плечу любое испытание.

 

БАТАИСКОЕ ЛЕТО 41-ГО

В семье коренных батайчан Топорко­вых жизнь текла в обычном трудо­вом ритме. Отец, Петр Ивлевич, рабо­тал осмотрщиком в вагонном депо, мать, Дарья Яковлевна, воспитывала пя­терых детей, подрабатывала шитьем. Ба­бушка, 80 лет, иногда готовила пишу и присматривала за младшими внуками. Рядом с нами поселилась учительница с тремя дочерьми и старухой-мамой. Старушка была невысокого роста, ху­дая, слегка сутулая. В то время батайские мальчишки увлеклись игрой с кну­том. Взмахнув кнутом, мы с силой опус­кали его на землю, раздавался звук на­подобие выстрела. Этим занятием мы надоели всем. И однажды старушка ска­зала: «Будет беда. Это они выгоняют народ из города». Перед войной она умерла. Я вспомнил ее слова, когда го­род начали бомбить, и люди побежали, кто куда.

22 июня 1941 года. В 10 утра из реп редукторов раздались позывные Москвы. Так бывало только перед важными сооб­щениями. Мама готовила обед, бабушка отдыхала, я играл во дворе. «Прослушай­те сообщение Наркома иностранных дел СССР Молотова», - объявил диктор. Нар­ком сказал, что Германия вероломно на­пала на нашу Родину. Мама выбежала во двор и молча присела на порог. На мгновение жизнь как будто ос­тановилась, а затем снова пошла, но уже совсем в другом ритме - тревожном и гнетущем. Мы, мальчиш­ки, не придали значения этому известию - мы не знали, что такое война. Взрослые же, особенно те, кто испытал на себе тяготы пре­дыдущих сражений, посерьезнели, приза­думались. На следующий день была объявлена мобилизация военнообязан­ных. Жители Батайска стали получать по­вестки. Батайск опустел. На войну забра­ли почти всех мужчин-колхозников, кро­ме инвалидов и подростков. Некоторых жителей из числа железнодо­рожников, милиционеров, по­жарников и работников авиа­школы оставили в городе по брони.

Немецкие войска быстро продвигались в глубь нашей страны. По приказу правитель­ства стали готовить к эвакуации предприятия. Батайская авиа­школа выехала в город Евлах, «Ростсельмаш» - в Ташкент. Мужу старшей сестры Веры Виктору предложили эвакуиро­ваться с заводом, но Вера не со­гласилась. Через три дня его заб­рали в армию. Вскоре ввели кар­точную систему. Рабочему по карточке полагалось 700 грам­мов хлеба, служащему 500 и 300 1 граммов - иждивенцам.

Однажды ночью, в середине августа, мы проснулись от страшной грохота. Задвигались стены и пол, cо стен полетела штукатурка. Вскоре все стихло. На улице - никого, словно во вымерли. Наступало утро. Люди стали собираться на работу, спрашивали, что случилось. Оказалось, что в ста метра; от дома разорвалась бомба. Разрушений и жертв не было, так как город заканчивался на улице Авиационной, и бомба угодила на пустырь. После этого для работников паровозного депо было вырыто бомбоубежище, а машинистов обязали давать сигнал воздушной тревоги в виде коротких прерывистых гудков. Жителям города было рекомендовано рыл в огородах окопы и проводить светомаскировку домов.

С самого начала войны в городе появились беженцы. Скапливалось боль­шое количество людей с мешками, сум­ками, узлами - старики, дети... Голод­ные, растерянные. По мере возможнос­ти их отправляли на Кавказ, в Среднюю Азию.

С первых дней войны в Батайск пошли «похоронки». Почта не успевала из­вещать о гибели родных и близких. Горе пришло почти в каждый дом. Получили и мы извещение о смерти брата Нико­лая. Так его жена Нина в 23 года стала вдовой. Через 7 месяцев у нее родилась дочь - дистрофик, скелет, обтянутый ко­жей. Не прожив и двух месяцев, ребе­нок умер.

В августе 1941 года к нам на постой стал обоз наших войск. Обоз стоял по­чти весь август. Затем приехала другая воинская часть. На соседнем огороде бойцы выкопали большой блиндаж, на­крыли его швеллерами, бревнами, сверху насыпали целый курган земли. Рядом с блиндажом установили высо­кую антенну. После их ухода жители использовали блиндаж как бомбоубежи­ще.

Батайский железнодорожный узел был важным стратегическим объектом, воротами на Кавказ и Сталинград, и нем­цы вступили в битву за Батайск. Как только наши войска оставили Харьков, не­мецкие самолеты стали появляться над Батайском. Батайчане учились отражать атаки врага. Был установлен ряд проти­вотанковых бетонных конструкций, «ежи», сваренные из тавровых балок, на столбы была натянута колючая прово­лока. У железнодорожного моста вы­рыли окопы для огневой точки. В ого­родах между улицами Куйбышева и Во­рошилова, Рабочей и М.Горького вы­рыли котлован для дальнобойных ору­дий. Но орудия так и не установили. В районе питомника, тарного завода и ВЧМ установили прожекторы, на тер­ритории халвичного завода - зенитку. Такие же орудия установили на Новостроенке в Питомнике, во дворе школ №№ 2-10 и в других местах, всего их было 6. Вечером, на всю ночь, на высо­ту до 1000 метров поднимали аэроста­ты. После эвакуации авиашколы на аэродроме образовали летную часть истребительной авиации. В ней были толь­ко истребители ПО-2.

В начале войны у жителей города были конфискованы радиоприемники, и в нашем распоряжении остались только репродукторы. Все с жаднос­тью слушали каждое сообщение. Сводки становились все печальнее: наши войска оставляли город за горо­дом. Жизнь в Батайске осложнялась с каждым днем.

Как-то часов в пять утра над горо­дом пролетел немецкий самолет. Тех­ничка пришла убирать здание почты и зажгла лампу, забыв о светомаскиров­ке. Немецкий летчик заметил свет и сбросил две бомбы. Одна из них упала под дом, расположенный недалеко от здания почты, и разворотила его. Когда стали разбирать завалы, обнаружили только фрагменты тел. В живых никого не осталось.

В сентябре, когда немцы вошли на территорию нашей области, занятия в школах прекратились и школы начали готовить под госпитали.

Начались регулярные бомбежки Батайского железнодорожного узла. Не­смотря на то, что опасность подстере­гала людей на каждом шагу, все трудо­способное население работало и даже получало зарплату. Но покупать все рав­но было нечего. Рынок был скудным, в магазинах все было по карточкам и та­лонам. Продукты убывали с каждым днем. Люди выживали за счет личных подсобных хозяйств. Очень выручала мельница. Там образовался стихийный рынок: торговали зерном, семечками, мукой, отрубями, маслом, жмыхом и другими продуктами. Потом мельницу сожгли.

БИТВЫ ЗА РОСТОВСКУЮ ОБЛАСТЬ

В

скоре немцы заняли Таганрог, и те­перь их самолеты бомбили с таганрог­ского аэродрома Тихорецк, Армавир и наш Батайск. Вскоре войска противника пошли «на Ростов», бомбардировки Батайска усилились. Наши зенитки не «дос­тавали» немецкие самолеты. Аэростаты так же не оправдали себя, их убрали. Го­род оказался беззащитным перед врагом. Неожиданно в небе стали появляться наши истребители ПО-2 были тихоходные, и, в отличие от немецких, слабо вооруже­ны. К великому сожалению, гибло боль­ше наших самолетов и летчиков. Скоро ПО-2 в воздухе появляться перестали.

Наши войска стали отступать. Роты шли по улице Энгельса измученные, го­лодные, грязные, винтовки бойцы несли наперевес, боеприпасов не было. Шли ма­лыми группами. Немцы обрушили на станцию шквал огня. Спасаясь от бомб, жители бежали в западную часть, на ок­раину города или в степь. Мы побежали в сторону бойни, за которой начинались колхозные поля. Перебежали поле куку­рузы, сели передохнуть. Смеркалось, от взрывов Батайск светился огнями, как во время салюта. Над городом было сплош­ное зарево, стоял невыносимый гул мо­торов самолетов, землю потрясали взры­вы бомб. Мы двинулись дальше через не­убранные подсолнухи. Позже мы узна­ли, что немцы взяли Ростов. Но оккупа­ция Ростова была недолгой. Наши войска перегруппировались, получили подкреп­ление и перешли в наступление. Немцы были отброшены до Таганрога. И... ока­зались в выгодном стратегическом поло­жении, так как Таганрог стоит на возвы­шенности. Наши войска пытались штур­мом овладеть Таганрогом. Немцы уси­ленно оборонялись. Наша армия несла большие потери. Это была настоящая мя­сорубка. Немцы остались зимовать в Та­ганроге. За это время они переоборудо­вали аэродром, укрепили свои позиции.

Жизнь в Батайске катастрофически ухудшалась. Продуктов становилось все меньше, карточки не отоваривались, хлеб поступал с большими перебоями. Да и на хлеб он перестал быть похожим. Ис­чезли все продукты и необходимые това­ры. И все же, народ как-то приспосабли­вался к этим условиям. Вместо спичек появилось кресало - трубка диаметром 12-14 мм, в которую вставлялся фитиль из хлопчатобумажной ткани. Накладыва­ли на кремень трубочку с фитилем, и ко­сыми ударами напильника высекали ис­кру. Потом ее раздували и зажигали от нее кусочек бумаги. Для освещения по­мещений брали гильзу от малого снаряда, заливали горючую жидкость, встав­ляли фитиль, зажимали конец гильзы и зажигали фитиль. От такой лампы всю­ду была копоть, света она давала мало. Даже мельницы сами делали - по прин­ципу мясорубки, только кожух с насеч­кой внутри из двух половинок и вал с насечками. Мыло варили из жира с кау­стической содой. Эту массу использо­вали при стирке. Старую одежду пере­шивали, латали, штопали и носили. Зи­мой выручали валенки. Чтобы выжить, побили весь скот, птицу.

На складе угля нет, уголь только для паровозов. Осталась одна пыль. Пайковой уголь не дали. Дров нет. В ноябре отец сделал санки, чтобы я мог возить на них топливо. В свободное вре­мя отец заготавливал чурки, собирал в мешок, пересыпая опилками, потом укладывал на сани. И я возил их: 4 км туда, 4 обратно. Дрова использовали для растопки, печть топили опилками, пред­варительно смочив их мазутом. И так почти всю зиму. Пожгли все заборы, деревья, кое-какие строения. Спали оде­тые, умывались только когда разгорит­ся печь и согреется вода.

Холодная и голодная зима не про­шла даром: началась эпидемия малярии, туберкулеза, гриппа, чесотки и других заболеваний. Появились блохи, клопы и вши. Я в своей жизни не видел ничего подобного. Вши развелись в таком ко­личестве, словно их сверху кто-то все время сыпал на людей. А средств борь­бы с этим нашествием не было. Нако­нец пришла долгожданная весна 1942 года. Всем желающим дали за городом огороды. Колхозы приступили к весен­нему севу. Тракторы сохранились, но водить их было некому. Женщины и под­ростки стали осваивать технику. Техни­ку освоили - горючего нет. В резерве оставались лошади и коровы. С горем пополам провели посевную.

ЛЕТО 42-ГО

15 июня Батайск был подвергнут мас­сированной бомбардировке. Люди прятались, кто куда. Мои родите­ли решили бежать в конец города по улице Заводской, на запад. Мама, чув­ствуя, что это надолго, стала собирать сумку с вещами и кошелку с продукта­ми. Мы побежали за город. Самолеты появились с юга. Слились воедино рев бомбардировщиков, взрывы бомб, визг осколков и треск падающих деревьев. Все вокруг заволокло пылью, дымом. Где-то между улицами Луначарского и Калинина мама вдруг споткнулась, упа­ла, корзинка с продуктами перелетела через нее, продукты рассыпались, и она, лежа на земле, пыталась их собрать. Отец остановился и сказал: «Все, боль­ше никуда не сдвинусь с места, хоть убейте!». Это был настоящий ад! Само­леты улетели так же неожиданно. С мо­мента налета прошло всего десять ми­нут, но они показались нам вечностью. Наступило 25 июня 1942 года. В Батайске все ждали наступления немцев. Эвакуировались последние организа­ции, предприятия. Наступило безвлас­тие. Магазинов нет, управы нет, мили­ции нет, медицины нет, хлебозавод раз­бит, света нет, водонапорная башня (она стояла на вокзале возле «пожарки») для заправки паровозов водой разбита, вокзал разрушен до основания, пере­ходной мост через вокзал поврежден, 7-я железнодорожная школа (сейчас на этом месте овощной рынок) в развалинах. Тем не менее, началась подготовка к уборке урожая. Для этой цели моби­лизовали всех старшеклассников. Зер­новые удалось убрать. Немцы были уже на подступах к Ростову. Детей решили эвакуировать: посадили на тракторные тележки и повезли. В хуторе Ивана Шамшина остановились на ночлег в колхозном сарае, крытом камышом. Немцы подошли к хутору, но встретили сопротивление наших войск. Начался обстрел поселка из миномета. Одна мина угодила в сарай с детьми. Разво­ротило крышу. Осколком ранило сест­ру Клару. Жившая по соседству тетя Галя услышала плач, бросилась к горя­щему сараю и вынесла из него ране­ную сестру. По поселку шли немцы... Женщина не растерялась: увидев сол­дата с медицинской сумкой через пле­чо, она обратилась к нему жестами, пытаясь объяснить, что девочке нужна помощь. Солдат осмотрел Клару, сделал перевязку и побежал догонять своих. А тетя Галя забрала Клару к себе и выходи­ла ее.

ОККУПАЦИЯ

Батайск затих. Немцы форсировали Дон и подошли к городу. 7 июля на западной окраине послышались ружей­ные и пулеметные выстрелы. Перестрел­ка длилась недолго. Отец с нашим род­ственником сидели в окопе, вырытом в огороде, а мы прятались в подвале. Вдруг через забор перескочили два красноар­мейца, быстро сорвали с дерева по не­скольку абрикос и по огородам побежа­ли к улице Ворошилова. В это же время немецкие солдаты вошли в наш двор, по­ходили по комнате и ушли. Все стихло. Мы еще немного выждали в выбрались из подвала. С улицы доносился стук колес и топот лошади. Забор у нас был высокий, деревянный, из-за него ничего не было видно, мы робко приоткрыли калитку, высунулись на улицу и увидели на проти­воположной стороне колонну. Немцы вели лошадей под уздцы, по две пары тя­желовозов тянули за собой большие ору­дия. Через некоторое время колонна ос­тановилась. Немцы направились в нашу сторону. Мы спрятались за забор. У ка­литки осталась одна мама. Немцы - со­всем как в наших кинофильмах - были в гимнастерках, рукава подвернуты до лок­тей. Один, с кнутом в руках, подошел к маме и сказал: «Матка, яйко, яйко». Мама покачала головой: «Нету ничего!». Немец подумал, что она не поняла его, и произ­нес: «Ко-ко-ко... Млеко?». Мама ответи­ла: «Нету» и ушла во двор. Немцы отста­ли от нас. Колонна ушла. Потом по улице Энгельса пошли грузовики, очень по­хожие на наши КАМАЗы, с прицепа­ми, тентами. Колонны грузовиков неде­лями шли и шли через наш город. Их было так много, что у нас, мальчишек, невольно возникал страх: «А вдруг наши никогда не вернутся?!». Впервые в сво­ей жизни я увидел канистру.

Вслед за передовыми частями по­шли немецкие тыловые части. Они вели с собой наших пленных красноармей­цев. Образовали лагерь для военноплен­ных в здании Дома обороны (школа ки­номехаников). Оно стояло на пустыре. Его обнесли колючей проволокой. С ними жестоко обращались, держали на голодном пайке. Местным жителям не удавалось приблизиться к пленным, что­бы передать им хотя бы хлеба. Умерших сбрасывали в яму за оградой. Второй лагерь для военнопленных находился за территорией ИЗО, третий - в Авиаго­родке, за котельной. Отец, спасаясь от бомбежек то в окопе, то в подвале, силь­но простыл, и у него на спине, на пра­вой лопатке образовалось целое «со­звездие» фурункулов. По этой причине его не взяли на работу, когда немцам по­требовались рабочие руки для восста­новления железной дороги.

Вскоре в городе появилась коменда­тура, затем из числа местных жите­лей был назначен бургомистр. Откры­ли полицейский участок, набрали на службу полицаев. Был открыт магазин, где продавался хлеб выпечки нашей пе­карни. Нина пошла работать продавцом. Деньги ходили наши, но больше прак­тиковался натуральный товарообмен. В город прибыли немецкие железнодо­рожные войска для восстановления движения поездов. В Германии железнодо­рожная колея была уже нашей, и они в первую очередь переделали полотно. Вскоре через нашу станцию пошли не­мецкие поезда, ведомые немецкими па­ровозами. Они тоже были крупнее на­ших. После войны у нас появились та­кие же, их выпускал наш завод Лебедин­ского. По мере роста количества под­вижного состава перестраивался и весь парк. На противоположной стороне, на­против вокзала, стоял так называемый вагонный сарай - высокое кирпичное здание с тремя боксами, предназначен­ное для ремонта вагонов. Во время бом­бардировок его частично разрушили, но одна секция уцелела. Немцы устроили там для своих железнодорожников столовую. Продукты и товары привозились из Германии, посудомоек взяли наших. Вера пошла посудомойкой. За малейшее непослушание или неаккуратность, а иной раз и без всякой причины, немцы били работниц.

На улице Фрунзе жил полицай. Когда стало известно о предстоящей отправке молодежи в Германию, он успевал предупредить соседей и организовал их девчонок бригаду по ремонту дороги - ямы от бомб землей засыпать, выровнять обочину... Немцам эта идея понравились, а истинный мотив появления та­кой бригады остался для них тайной. Однажды отец пошел на рынок. Его ок­ружили немцы и полицейские и отобра­ли у него документы. Так поступили и с другими мужчинами. А у кого документов с собой не было – записывали их имена и адреса, чтобы заставить трудоспособных мужчин выйти на работу.

В августе объявили регистрацию всего взрослого населения. На Заводской, недалеко от улицы Энгельса, был открыт паспортный стол. И население было вынуждено повиноваться. С той поры в наших паспортах появилась печать с орлом. Так жители Батайска против своей воли стали гражданами Германии.

Однажды в магазинах появилась рыбная крупа. Это была вяленая раба,  перемолотая с костями. Народ с голодухи хватил этой крупы с лишком. В городе начался мор. Истощенные желудки не могли переварить эту пищу, тай как она разбухала и забивала желудок, вызывая заворот кишок.

Наш дом постройки 1927 года на фоне домов Батайска смотрелся неплохо, от бомбежек пострадал мало. Сестра нашей невестки, уезжая в Евлах, привезла нам на хранение шифоньер и трельяж, у нас была и своя мебель. Однажды к нам пришли полицейский и две женщины и сказали, что будут описывать имущество, Мама расплакалась. В то время у нас в доме квар­тировал немецкий офицер. Обратив вни­мание на шум, он вышел в прихожую. Уви­дев посторонних и плачущую мать, офи­цер потребовал у них документы, докумен­тов не оказалось, и офицер выставил их за дверь. В другой раз три немца пришли смот­реть наш дом. Вся семья была в сборе, мы сидели за столом. Один из немцев вдруг указал на невестку Нину и спросил: «Юде?» (еврейка?). Нина оцепенела. Мама кинулась к нему и стала объяснять, что мы все ее дети. Они переглянулись и ушли.

Шло время. Немцы постепенно осва­ивались в нашем городе. Лагерь военнопленных с территории ИЗО убрали, на его месте устроили склад боеприпасов под открытым небом. Снесли туда то ли бомбы, то ли морские торпеды. Территорию обнесли колючей проволокой и установили вышки  для охраны. Немцы вели себя как дома, так как были уверены в своей безопасности. И вдруг однажды, часа в 4 утра в небе появился советский самолет АН-2. с земли взвилась ракета. Самолет сбросил бомбу прямо на склад. Склад загорелся, снаряды стали взрываться. Сначала затарахтели патроны, потом стали рваться снаряды и мины, а когда дело дошло до бомб, проснулся весь город. Началась паника. Жители побежали в убежища. Немцы – в одном белье – тоже побежали в глубь города. Ии вдруг раздался еще один взрыв огромной силы. Небо озарилось оранжевым светом, земля под ногами стала как студень, от взрывной волны захлопнулась входная дверь в наш дом. На улице стало светло как днем. Осколки, как потом выяснилось, долетали до Авиагородка. У нашего соседа от страха и ужаса на нервной почве отказали ноги. Сначала он совсем не ходил, потом потихоньку стал передвигаться, но всю жизнь проходил в валенках,  и зимой, и летом.

ОСВОБОРЖДЕНИЕ

Холода наступили рано. Продукты перестали поступать в магазин в поисках пищи люди ходили на убранные поля и собирали колоски. Это был наш основной продукт питания. Мы с отцом приезжали к нашим девчатам и забирали у них колоски. Там же в поле обминали остатки и удаляли часть шелухи. Веяли на ветру зерно, и так несколько раз. Смачивали его и засыпали в ступку, толкли. Так шелуха отделялась лучше. Сушили, веяли. Отваренные зерна мололи на мясорубке и получали кашу. Ели кашу с солеными помидорами. Эта пища выручал нас в зимнее время.

После разгрома под Сталинградом в 1942 году немецкая армия была разбита морально и физически. Отступавшие войска снова шли через наш Батайск. Но их было мало. Мы не могли понять, куда же подевалась та громада, которая совсем недавно парадно шествовала че­рез наш город «на Кавказ» и «на Ста­линград»?!

Вначале февраля 1943 года в город въехал обоз, доехал до улицы Куй­бышева и остановился на ночлег. По го­роду разнеслась радостная весть: наши пришли! Так, тихо, без стрельбы и атак, был освобожден наш Батайск. Но вой­на для батайчан на этом не закончилась. Оказалось, что немцы, отступая, не ус­пели увезти с собой вагоны с грузом. И снова подвергли бомбардировкам станцию Батайск. Самолеты поднимались, наверное, с таганрогского аэродрома. Их было много, и шли они на небольшой высоте. Потом самолеты стали появляться реже. Люди осмелели и стали «xoдить за добычей». Мальчишкам удалось набрать кучу немецких кожаных ботинок  с деревянной подошвой. Их затем перешили в нормальную обувь и носили. В эти дни приехал домой муж Веры, Виктор два дня пробыл с семьей и уехал. Он дошел до Харькова, затем получили известие о его смерти. В 1944 году у Веры родился сын Саша.

Наконец отгремела война и для Батайска. Жителям выделили земельные участки в степи и пустили по Сальской ветке поезд. Он ходил два раза в день: утром туда, вечером обратно. Присту­пили к восстановлению разрушенного хозяйства. Пленные строили здание горкома КПСС, здание милиции и другие здания. Их кормили за счет государства. Им давали сливочное масло, сахар, продукты, которых не ­видело местное население. Мы же вместо сахара ели ca­харин -  сладковатый порошок, получаемый химическим путем, а вместо сливочного масла - животные жиры и маргарин. Все – по карточкам и талонам.

Окончилась война, и всех пленных отпустили на Родину. А батайчане переживали тяготы и лишения этой войны вплоть до 1948 года, когда наконец были отменены карточки и талоны. И еще пять лет после войны жили, как с клеймом, с немецким штампом в паспорте. «Был в оккупации» означало почти то же самое, что предатель. На престижную работу или учебу не брали.

Сегодня, вспоминая свое военное детство, я понимаю, что своею жизнью обязан своим родителям, их мужеству. Они были простые крестьяне, но умели делать своими руками практически все... Они выдержали испытания, которые выпали на их долю, сумели сохранить свое человеческое достоинство.

 

назад